АЛЛА ЛЕСКОВА "КОШКА ДОЖДЯ". ОТ АВТОРА: "Кошка дождя» — моя вторая книга. Второй ребенок, рожденный совсем не в муках, а легко и радостно. С наслаждением. Хотя в очень тяжелый для меня год, очень. С наслаждением, надеюсь, будет и читаться. Как и первая моя книга «Фимочка и Дюрер». Так когда-то родила меня мама. Она шла по улице, вот-вот ожидая моего появления, читала что-то смешное — и смех перешел в крик. Сначала мамин, а потом мой. С тех пор я много смеюсь. Когда не плачу... Собственно, это все, что можно сказать обо мне и моих книгах. Потому что они — это я. Но теперь меня стали называть писателем. Это очень странное чувство... Я никогда всерьез не назову себя писателем и не напишу так ни в одной анкете. Это все равно что зайти куда-нибудь и сказать — здравствуйте, меня зовут Алла. Я умная, красивая и талантливая не в меру. Чушь какая-то. В общем, можете не верить, но я написала правду. Но вы же все равно будете называть меня писателем. Значит, это судьба".
АЛЛА ЛЕСКОВА "КОШКА ДОЖДЯ". ОТ АВТОРА: "Кошка дождя» — моя вторая книга. Второй ребенок, рожденный совсем не в муках, а легко и радостно. С наслаждением. Хотя в очень тяжелый для меня год, очень. С наслаждением, надеюсь, будет и читаться. Как и первая моя книга «Фимочка и Дюрер». Так когда-то родила меня мама. Она шла по улице, вот-вот ожидая моего появления, читала что-то смешное — и смех перешел в крик. Сначала мамин, а потом мой. С тех пор я много смеюсь. Когда не плачу... Собственно, это все, что можно сказать обо мне и моих книгах. Потому что они — это я. Но теперь меня стали называть писателем. Это очень странное чувство... Я никогда всерьез не назову себя писателем и не напишу так ни в одной анкете. Это все равно что зайти куда-нибудь и сказать — здравствуйте, меня зовут Алла. Я умная, красивая и талантливая не в меру. Чушь какая-то. В общем, можете не верить, но я написала правду. Но вы же все равно будете называть меня писателем. Значит, это судьба".
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи