Да, да, и счастью этому вот только что стукнуло прекрасных 20 лет. Родившийся в сентябре 2004 года, «умный» фестиваль (дословный перевод с итальянского Festival Della Mente — фестиваль Ума/Разума) ежегодно проходящий в Лигурии — это харизматичные и, конечно же, умные (как иначе?) мужчины и женщины, яркие и неординарные идеи, креатив и высокий полёт над обыденностью. Обычно тихая и сонная Сарцана (маленький город в итальянском регионе Лигурии) наряжается, как невеста на выданье: таких красивых магазинов я не видела даже в Венеции, из них просто невозможно уйти без покупки чего-нибудь феерического в своей абсолютной ненужности и бесполезности. Улицы городка, также щедро украшенные, наполняются весёлой разношёрстной толпой, смехом, улыбками, новыми знакомствами и флиртом. В общем, это не какое-то высоколобое и надменное академическое заумствование, нагоняющее зевоту и тоску, а лёгкий искрящийся праздник — «праздник, который всегда с тобой».
Надо сказать, что организаторам фестиваля во вкусе не откажешь — умеют они не только держать нос по ветру, но и «копать глубоко». Темой этого года стала «благодарность/la gratitudine», о которой так много говорят в последнее время и которую активно развивают на всевозможных духовных практиках и семинарах. Даже самые далёкие от эзотерики люди, наверняка, слышали, что живём мы сейчас на глобальном сломе — всего и вся. И чтобы перейти на новый уровень сознания, который потребуется от всех нас в ближайшем будущем, именно такое высокое чувство как благодарность — опять-таки всему и вся, начиная от мамы с папой и заканчивая Вселенной, — надо взращивать в себе, пестовать, холить и лелеять. Чем и занимались три дня подряд на многочисленных площадках фестиваля приглашённые философы, писатели, учёные, психоаналитики, актёры и журналисты — каждый на свой лад воззвал к этой, такой прекрасной, человеческой способности.
Так, например, «лёгкий» рассказчик Фабио Дженовези, писатель и журналист, стартовав на незамысловытых зарисовках из повседневности, в конце своего выступления смог подняться до философских откровений. Он напомнил, что «вечная способность дарить благо» — такая же древняя, как и сам человек. Всегда и везде, в закрытом пространстве доисторических пещер, языческих храмов или христианских церквей, а ещё лучше — на открытом воздухе, где «наша крыша — небо голубое», человек находил возможность разными способами сказать «спасибо» самому себе, всему живому и неодушевлённому. Вспомнил Дженовези и о том, что именно здесь, в месте проведения фестиваля, на границе трёх регионов — Лигурии, Тосканы и Эмилии, эта «мистическая благодарность» обрела особое материальное выражение: древние величественные изображения Мадонны и святых, выполненные из тяжёлого камня — так называемые Maestà. А закончил он своё выступление и вовсе патетически, на очень высокой ноте: именно эти сакральные фигуры, как и раньше, остаются маяками благодарности, за которые «можно зацепиться в бушующем море жизни». Ведь это так важно — невзирая ни на что, быть благодарными небу, земле, воде, воздуху и — друг другу. Потому что, по мнению писателя, именно это и значит быть людьми, совместив в себе животное и божественное начало. Именно это и значит быть живыми по-настоящему.
Патетический градус усилился, когда на сцену вышел бессменный гость фестиваля, психоаналитик и психотерапевт Массимо Рекалкати. Он предложил весьма нетрадиционное, по сути, опять-таки эзотерическое, прочтение библейских тектов. А именно: все чудеса, совершённые Христом, включая воскрешение из мёртвых, — это вовсе не что-то сверхъестественное или метафорическое. По убеждению синьора Рекалкати, настоящее чудо — это страстное желание человека, его воля, которая способна буквально на всё — и воду в вино превратить, и зрение слепым вернуть, и пятью хлебами и двумя рыбами накормить огромное число голодных, и даже — попрать саму смерть. Если поверить смелому психоаналитику, то все мы — пять хлебов и две рыбы и только лишь сила нашего пыла, волеизъявления, горения, кипения, вожделения позволяет расширить горизонты нашей жизни, наполнить её настоящей благодарностью, продлить наши возможности и способности до бесконечности.
Но именно этой страсти как раз и не хватает мальчишкам и девчонкам, а также их родителям. К столь неутешительному выводу пришёл другой психотерапевт, психолог, университетсткий профессор Маттео Ланчини, который не один год исследует так называемый переходный возраст и процесс взросления. Современные подростки, к сожалению, почти полностью утратили интерес к бунту и сопротивлению — необходимым «здоровым» компонентам становления личности. На смену безобидным рваным джинсам, мини-юбкам и побегам из дома пришли, увы, серьёзные психические расстройства и отклонения, депрессия, тревога, сопровождающиеся актами насилия против самих себя и окружающих. По наблюдениям Ланчини, проблема кроется в том, что нынешние взрослые, «нарциссическое» поколение, пытаясь стать «друзьями» для своих детей или учеников, вместо того чтобы быть родителями и воспитателями, не только требуют от чад благодарности за их появление на свет, но, по сути, пытаются «перевесить» на них свои, совсем не детские, проблемы. «Будь самим собой, но таким, каким я хочу тебя видеть» — противоречивое послание, которое мы, вольно или невольно, транслируем сегодня подрастающим поколениям, есть ни что иное, как проявление слабости, личностной и педагогической. Как же её преодолеть? Такая возможность, по мнению Ланчини, опять-таки предоставляется через «причащение» благодарностью, которая и отрезвляет, и очищает, и укрепляет разум и дух.
Искромётная комедийная актриса Алессандра Файэлла, сопровождаемая виолончелисткой Франческой Руффилли, «зажигала» в местном театре. В своей неподражаемой, иронично-остроумной манере она поразмышляла (на основе романа «Age Pride» Лидии Раверы) о предрассудках и стереотипах, свойственных всем этапам «человеческой карьеры» — от «нежного возраста» и до «новой старости», которая странным образом больше похожа на молодость, если проживать её, с благодарностью, как вызов, как своего рода задание, как непаханную целину, где могут взойти прекрасные ростки настоящей внутренней свободы.
Но самым интересным «гвоздём» программы этого года, как мне показалось, стал цикл лекций писателя и журналиста Маттео Нуччи, ещё одного постоянного гостя фестиваля. На хрестоматийных литературных примерах — от Гомера, Платона и Аристотеля до Хемингуэя и Фицджеральда — он рассказал о благодарности любовников, друзей и врагов. Прежде всего, Нуччи задался этимологическим вопросом: итальянское слово «la gratitudine» напрямую связано с однокоренным «la grazia», что значит «милость» (как у Пушкина: «...и милость к падшим призывал»). Это слово, такое общеупотребляемое, но в то же время неопределённое, почти неуловимое поддаётся лучшей расшифровке, если обратиться к древним. И латинский вариант «la gratia», и греческий «la charis» отсылают к счастью и полноте жизни, которые мы можем почувствовать особенно остро в те прекрасные моменты, когда благодарим небо просто за само существование любимых нами людей. История застывшей в ожидании Пенелопы и отказавшегося ради неё от бессмертия Одиссея, по мнению писателя, один из лучших примеров вот этой «милости», которая и есть сама жизнь. Должна признаться, обаяние синьора Нуччи как рассказчика (зал переполняли синьорины и синьоры) столь велико, что слушать его можно бесконечно — а уж если он говорит о любви... В голове моей сразу же завертелось стихотворение Елены Исаевой:
Забывала реалии все я
нашей жизни и слушала лектора.
И влюблялась не в Одиссея —
В Гектора.
К тому же, Нуччи оказался «нашим человеком». На следующий день, оставив в покое любовников и взявшись за друзей, он констатировал, что в основе всех разрушенных и потерянных дружеских отношений всегда лежит неблагодарность. Так Эрнест — не зря же я упомянула в самом начале его произведение — отмахивается и открещивается от горячо любимого когда-то друга Скотта (по совместительству героя его же, Эрнеста, романов и повестей), когда тот становится неудобен и бесполезен — вот он настоящий «праздник, который всегда с тобой», ха-ха-ха, но не смешно! Точно так же и любимый ученик выбирает не учителя, не милость и любовь, а сомнительную, спорную «истину, которая дороже».
— А с кем вы, синьор Нуччи? — я не смогла удержаться. — Всю жизнь с Платоном! — ни на минуту не засомневался этот красивый человек, и сердце моё «летело вскачь».
А если серьёзно, на третьей лекции я плакала. И это не гипербола, и не метафора. Благодарность врагов, в исполнении Маттео Нуччи, окончательно разбила моё сердце на кровавые куски. Приам приходит к Ахиллу, который убил его сына Гектора, чтобы забрать тело, и они, отец и убийца, обнимаются, становясь, нет, не друзьями, а просто людьми, теми, кому тоже предстоит умереть — почти единственная гарантия, выдаваемая всем нам жизнью.
А вот как смог выразить квинтэссенцию всё той же крылатой «memento mori» итальянский писатель и журналист, участник Второй мировой войны в составе Альпийского корпуса Итальянской армии, лауреат многочисленных литературных премий Марио Ригони Стерн (фрагмент его романа «Сержант в снегах»):
«Наша артиллерия давно уже молчала. У артиллеристов было мало снарядов, и они их уже все наверняка израсходовали. Но почему не спускаются главные силы колонны? Чего они ждут? В одиночку мы продолжать атаку не в состоянии, а ведь мы уже прорвались к центру Николаевки. Колонна могла бы спуститься под прикрытием нашего огня. А вокруг царила пугающая тишина. Мы ничего не знали даже о взводах, которые пошли в атаку вместе с нами.
Вместе с людьми лейтенанта Данда нас было человек двадцать. Что мы одни могли предпринять? К тому же у нас почти не оставалось боеприпасов. Связь с капитаном была потеряна. Приказов мы не получали. Как ни странно, я чувствовал голод — солнце уже клонилось к закату. Я пошел вдоль изгороди, и вдруг рядом просвистела пуля. Русские непрерывно вели за нами наблюдение. Я подбежал к одной из изб, постучался, вошёл.
В избе — русские солдаты. Пленные? Нет. Они вооружены. На шапках у них красные звезды! А у меня в руке карабин. Остолбенело смотрю на них. Они сидят за столом и хлебают деревянными ложками суп из одной большой миски. А сейчас смотрят на меня, и ложки застыли в воздухе.
— Мне хочется ести, — говорю я.
В комнате сидят и женщины. Одна из них берёт тарелку, половником из общей миски наливает в неё молочный суп с пшеном и протягивает мне. Я делаю шаг вперёд, закидываю карабин за плечи и начинаю есть. Время остановилось. Русские солдаты смотрят на меня. Женщины тоже смотрят на меня. И дети смотрят на меня. Все молчат. Слышно лишь позвякивание ложки в моей тарелке.
— Спасиба, — говорю я, кончив есть. Женщина берет пустую тарелку из моих рук.
— Пожалуйста, — просто отвечает она.
Солдаты, не двигаясь, смотрят, как я направляюсь к выходу. В сенях стоят несколько ульев. Женщина, которая угостила меня супом, идёт за мной следом, чтобы открыть мне дверь. Я жестами прошу её дать мне мёду для моих товарищей. Женщина даёт мне рамку, и я выхожу за порог.
Вот так всё было. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, не вижу в случившемся ничего странного. Наоборот, мне это кажется естественным, ведь изначально отношения между людьми и были такими естественными. После первой мгновенной растерянности все мои действия были непроизвольными, я не испытывал никакого страха и ни малейшего желания защищаться или нападать. Все было очень просто. И русские чувствовали то же самое — я это знал. В этой избе между мной, русскими солдатами, женщинами и детьми возникло понимание, которое было чем-то большим, чем перемирие. И это было не просто уважение к силе другого, какое испытывают звери в лесу. На этот раз вышло так, что люди сумели остаться людьми. Кто знает, где теперь эти солдаты, женщины и дети? Хочу надеяться, что война всех их пощадила. И пока мы живы, никто из нас не забудет, как мы себя тогда повели. Особенно дети. Если это случилось однажды, значит, может и повториться. Я хочу сказать, что это может повториться с бесчисленным множеством людей и стать привычкой, образом жизни».
Что ж, «следует жить» и ждать следующий Фестиваль Ума, который мне теперь хочется называть фестивалем Сердца, не теряя вот этой главной надежды, главной для всех нас, людей.
Наталия Гулейкова
Сарцана, сентябрь 2024
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи