Крис любил ездить по estate sale — распродажам, какие случаются, когда нетерпеливые наследники стараются поскорее избавиться от тягостных обязанностей и продают всё без разбора из дома зажившегося сверх ожиданий родственника, торопливо расчищая и подготавливая к реализации свой главный приз — жильё умершего. Там-то Крис и приобрёл, непонятно зачем, это зеркало в тяжёлой богато украшенной резьбой раме из красного дерева — огромное, в человеческий рост, старинное, но ничуть не помутневшее и не облетевшее с возрастом.

По пути туда Крис застрял в пробке, после проплутал в незнакомом районе и приехал поздно — дом уже опустошили бойкие перекупщики, слетающиеся на такие распродажи первыми, рвущие друг у друга самые сладкие куски и бессовестно обманывающие ничего не понимающих в антиквариате наследников. Всё, что покойный собирал всю свою долгую жизнь, разыскивал, мотался по аукционам, ковырялся в бесчисленных грудах всевозможных подделок, тщательно сортировал, любовно и бережно хранил и изучал, во что вкладывал всю свою страсть и заработки: книги в тиснённых золотом кожаных переплётах; потемневшие от времени картины неизвестных художников; альбомы, наполненные десятками тысяч почтовых марок давно исчезнувших с карты стран; сотни и сотни милых теперь уже холодному сердцу владельца вещичек — всё, всё было расхватано за гроши алчными торговцами чужим прошлым. Когда он наконец добрался, усталые и ошалевшие от напора горластых покупателей наследники подсчитывали выручку и только развели руками, предоставив Крису самому пройтись по разорённому дому и найти, если повезёт, что-то его интересующее.

На зеркало он наткнулся, обшаривая подвал, — по опыту знал, что иногда там может оказаться что-то стоящее — почудилось ему, что кто-то беззвучно шевелится в душноватой пыльной полутьме, и, резко повернувшись, Крис увидел невысокого лысеющего мужчину лет сорока в джинсах и зелёной футболке, свободной в плечах и натянутой на слегка выпирающем над брючным ремнём животике. Крис машинально кивнул незнакомцу, тот одновременно кивнул в ответ, и только тогда Крис сообразил, что здоровается со своим отражением. Зеркало, словно желая оставаться ненайденным, притаилось в затемнённом углу, отгороженном от нежеланных покупателей ветхой японской ширмой с облупившимся лаком и частями огромного аквариума — сохранились лишь три стеклянные стенки и остатки того, что было когда-то морским дном: кучки слежавшегося песка, галька, имитация коралловых зарослей. Свет из маленьких узких окошек под потолком не достигал зеркала и, может, потому оно осталось непроданным, а, может, просто не заинтересовало перекупщиков, не углядевших в нём возможности быстрой и лёгкой наживы. Новые хозяева видимо и сами не подозревали о его существовании и с радостью отдали находку Крису за какие-то смешные деньги и на радостях, что избавились от такого громоздкого и бесполезного наследства, всучили бесплатным довеском ещё две совершенно не нужные ему поддельные китайские вазочки.

Неожиданное приобретение никак не вписывалось в тщательно продуманный модерновый интерьер его недавно отремонтированной квартиры, но на Криса нашло какое-то необъяснимое самому упрямство и, промучившись с упаковкой и заплатив несуразные деньги за доставку, он не сдался, нашёл покупке место во вместительной прихожей, распаковал и лишь тогда опомнился: А зачем это мне? Вдобавок, присмотревшись уже на свету внимательнее к изображениям на раме, понял он, что вовсе не виноградная лоза (как показалось ему поначалу в подвальном полумраке) обвивает её массивное лакированное тело, а щупальца четырёх, притаившихся по углам морских чудовищ — то ли осьминогов, то ли кальмаров. Радость от удачной покупки испарилась, настроение отчего-то испортилось, и вешать зеркало ему расхотелось, но рабочие, приглашённые для такого ответственного дела, уже жались в дверях, и отсылать их Крис не стал. Нездешний монстр занял своё место на стене между вешалкой и пристенным столиком со столешницей из фальшивого мрамора, с пылящейся на ней массивной хрустальной пепельницей, в которой скапливались разрозненные ключи и всякие мелочи.

***

Спал он этой ночью беспокойно. Посреди ночи к нему пришёл осьминог. Он не испугал Криса. Он не был противен или опасен. Он ничего не делал, а только долго молча, изредка пошевеливая щупальцами, рассматривал Криса огромными прозрачными глазами-плошками с квадратными чёрными зрачками. Затем плавно развернулся и, медленно уменьшаясь, уплыл в бездонную непроглядную толщу сна.

Наутро, покрасовавшись перед, как теперь ему казалось, отлично вписавшимся в интерьер прихожей приобретением, Крис ещё раз внимательно изучил искусно вырезанные фигуры на раме, выяснил, что это всё-таки осьминоги, сфотографировал их и решил посоветоваться со знатоками — а вдруг, это какая-то действительно редкая и ценная находка. Антикварный магазин, специализировавшийся на зеркалах, нашёлся недалеко от его работы, но, лишь наткнувшись на него в справочнике, Крис сообразил, что многократно проходил мимо, скользил не зацепившись безучастным взглядом по неброской вывеске, неприметной, крашенной под дерево металлической двери и единственному окну-витрине, заставленному каким-то пыльным хламом. Яркое послеполуденное солнце приглушалось и рассеивалось этим окном, так что помещение, в которое вошёл Крис, казалось заполненным ровным, словно не имеющим источника мягким светом. И тишиной. И секундным страхом, навалившимся на него, когда со всех сторон молча кинулись к вошедшему десятки одинаковых Крисов. Изголодавшиеся по людям зеркала жадно втягивали его внутрь, рвали, дробили на части, спорили между собой и обменивались, стоило ему пошевелиться, частями Крисова тела.

Старичок-паучок — продавец и он же хозяин магазина заметно расстроился, выяснив, что покупать Крис ничего не собирается, но готовность помочь, хоть и не слишком охотно, выразил. Фотографии, выложенные Крисом на прилавок, в руки почему-то не взял, а нацепив очки, болтавшиеся на витом шнурке, обвивавшем дряблую шею, склонившись изучил, не дотрагиваясь.

— Откуда это у вас?

— Сам снимал, — не понял вопроса Крис.

— Это я понимаю. А зеркало откуда?

— Купил на распродаже, — не стал темнить Крис.

— У хозяина? — уточнил въедливый паучок.

— Скорее, у его наследников, — начал раздражаться Крис. — А что-то не так? Оно, что — краденое?

— Нет, нет, что вы, — засуетился старик. — Я вовсе ничего такого не хотел сказать. Просто я уже видел эти фотографии. Ну, не конкретно эти, но этого зеркала, — поправился он.

Из дальнейшего рассказа выяснилось, что с год тому назад приходил к нему в магазин неизвестный мужчина с подобным же вопросом. Старик тогда заинтересовался старинной и явно ручной работы рамой, перерыл все каталоги, поспрашивал знакомых антикваров, но ничего похожего так и не обнаружил. А когда позвонил хозяину, чтобы доложить о безуспешности поисков, то женщина, взявшая трубку, ответила, что такой-то тут больше не живёт, и от дальнейших расспросов довольно грубо уклонилась. Кстати, единственное упоминание подобной рамы и то вскользь, без подробностей он случайно встретил уже позже в сборнике японских то ли преданий, то ли сказок, когда читал их внуку. Вот, собственно, и всё. Старичок помялся, пожевал вялыми губами и, решившись добавил, что нет — не всё, что насторожившись таким неожиданным и резким ответом, он тогда осторожно залез чуть глубже в доступные ему по личным связям источники и обнаружил, что тот, кто принёс те фотографии, исчез… да, просто бесследно исчез, и через какое-то время был объявлен покойным. И вот теперь уже точно всё, чем он может быть полезен уважаемому посетителю. Крис недвусмысленный намёк понял, поблагодарил, распрощался и не торопясь, пытаясь как-то осмыслить непонятно что дающую ему информацию, побрёл к дому.

Погода стояла мягкая, комфортная, идти было легко, но путь предстоял не близкий (обычно он добирался автобусом) и довольно скоро ему захотелось есть. Посмотрев на часы, Крис сообразил, что как раз в это время, вернувшись с работы, он обычно ужинает, решил, что терпеть голод не за чем, и стал высматривать, где бы перекусить. Выбор, предложенный ему незнакомой улицей, был невелик: гордящийся искрящимся хрусталём, зеркалами и бордовым плюшем ресторан со швейцаром, в расшитой золотыми позументами ливрее; подозрительный шалман, из которого при каждом открытии двери вываливался клуб ароматного и очевидно запретного дыма, и Суши-бар. Шалман Крис отмёл сразу, ресторан — с грустью — не по карману, и, сам себе удивляясь, решительно шагнул за бамбуковые занавеси Суши-бара. При его избирательности и щепетильности в еде даже сама мысль о том, чтобы съесть кусок сырой рыбы раньше вызывала у него тошноту, а тут, подчиняясь неожиданному позыву, Крис набрал полную тарелку разных видов сашими и с аппетитом, без соусов и приправ, съел, тщательно разжёвывая каждый кусочек и наслаждаясь то ли незнакомым, то ли позабытым вкусом сырой плоти.

Под утро у него зачесалось щупальце. Спросонья он никак не мог сообразить которое из них и, только окончательно проснувшись, с наслаждением расчесал сладко зудящее круглое красное пятнышко на левой ноге, потом разглядел, что оно не одно, что целая цепочка таких вспухающих небольших бугорков тянется от паха к ступне, но почему-то совершенно не встревожился, хотя раньше и одного такого хватило бы, чтобы немедленно помчаться к дерматологу. Зато Крис решил, что это подходящий и давно подыскиваемый повод сказаться больным и не пойти на работу, а вместо этого, давно уже наскучившего ему занятия, погулять в парке вокруг занимавшего его большую часть озера.

Неспешно вышагивая по не раз исхоженным за годы жизни в этом районе улицам, он с удивлением обнаруживал все новые любопытные и ранее не замеченные им укромные садики, фонтаны, узкие переулки. В одном из таких — тесном, кривом, но почему-то безопасно-уютном — он наткнулся на зоомагазин и долго бродил между рядами аквариумов, в которых резвилась, помахивая плавниками-веерами и шевеля полупрозрачными хвостиками, разноцветная еда. У Криса разыгрался аппетит, и он уже подумывал купить что-нибудь, но рыбки все оказались слишком мелкими и ужасно дорогими — чтобы набрать себе на ужин, ему пришлось бы выложить треть зарплаты. На вопрос, а нет ли чего покрупней, продавец ответил, что больших они в магазине обычно не держат, но под заказ могут привезти, например, пангасиусов, назвал цену и уважительно поинтересовался на сколько литров у Криса аквариум. Крис солидно покивал, что, мол, достаточно большой, и плавно ретировался, решив, что дешевле будет купить удочки. Но мысль об аквариуме всё ж запала, и Крис, разыскав торгующий ими магазин, детально расспросил молоденькую улыбчивую продавщицу, набрал всевозможных каталогов, а после, дома задумчиво бродил по квартире с рулеткой, прикидывая куда бы ему лучше разместить тот наполненный голубоватой морской водой бассейн с прозрачными стенами, который уже виделся ему в мечтах. В продаже, конечно, таких огромных аквариумов не было, но то, что делать его придётся под заказ, Криса не смущало — уж слишком заманчивым казалось ему возможное удовольствие. Приглашённый из частной строительной компании оценщик его огорчил: Сделать такой аквариум, а вернее это будет целый бассейн со стеклянной стеной, мы вам, конечно, сможем, но при таком объёме, как вы хотите, одна только вода в нём будет весить порядка десяти тонн, и боюсь, что при первом же наполнении ваши рыбки (он не подозревал, что заказчик собирается плавать в нём и сам), проломив все этажи, окажутся в подвале. От аквариума пришлось пока отказаться. Зато теперь он, раньше ограничивавшийся быстрым утренним споласкиванием под тёплым душем, часами нежился в прохладной ванной, лежал подолгу расслабленно и неподвижно, не чувствуя веса своего приспосабливающегося к температуре и цвету дна тела.

***

Вечером позвонила Лера — он привык думать о ней, как о бывшей жене, хотя они не то чтобы развелись, а лишь разъехались по разным квартирам несколько лет назад и перестали встречаться. Они прожили вместе довольно долго — спокойно без скандалов и детей. И разошлись так же — просто в какой-то момент решили, что жить надо порознь — надоели друг другу. При расставании Крис, по своему обыкновению, молчал, а Лера всё ж не смогла удержаться: «Холодный ты какой-то, Крис». Ну, и конечно, не преминула нанести излюбленный финальный женский удар: «Да и в постели вялый… Темперамент у тебя рыбий». Крис не обиделся — всё, что она говорила тогда, уже не имело значения. Теперь же дрожащим от жалости к себе голосом Лера сказала, что у неё определили онкологию, что возможно положат в больницу на операцию. Крис вяло сочувствовал, ответил что-то невпопад, и жена, поняв, что её не слышат, разрыдалась и бросила трубку. Крис задумчиво посмотрел на умолкнувший телефон, пожал покатыми плечами и тут же забыл о звонке.

Но это, не оставившее в памяти следа появление «бывшей», внезапно навело его на мысль, что у него давно не было самки. После расхода с женой Крис несколько раз сближался с женщинами, заводил «романы» — последний, выдохшийся месяц назад, длился почти полгода — но каждый раз эти, начинавшиеся так хорошо и по разному истории, заканчивались одинаково — подруги проникали всё глубже и глубже в его жизнь, пытались, потеснив Криса, закрепиться в ней, сменить статус и стать жёнами, а ему это было уже не нужно. Мысль ещё раз попробовать и снова поселить в своей уютно обжитой квартире женщину, у него даже не возникала. Он и представить теперь себе не мог, что кто-то другой станет трогать его вещи, пользоваться его сиденьем на унитазе, из ночи в ночь спать в его постели — что кто-то разрушит его так тщательно выстроенное одиночество — весь комплекс устоявшихся привычек и индульгенций, выписанных себе на то, что ни за что не стал бы делать, будь не один.

Порывшись в телефонной книжке, Крис выловил несколько незнакомых номеров, помеченных разными, а иногда и одинаковыми женскими именами. Он попытался вспомнить их владелиц, их лица, сообразить, откуда взялись эти контакты, но память ничего не подсказывала. Скорее всего ему их продиктовали женщины, с которыми Крис пытался познакомиться на одной из дружеских вечеринок. Крис не считался весельчаком, но всё же обычно не отказывался от нечастых приятельских сабантуев, слыл в меру общительным, бесконфликтным и легко вписывался в любую компанию. Теперь он стал уклоняться от шумных сборищ, на которые его по привычке ещё звали, приглашения становились всё реже, а вскоре иссякли вовсе. Поколебавшись, он не решился позвонить ни кому из них, и удалил всех, задержавшись ненадолго на одном номере. На второй взгляд, он показался ему знакомым, и Крис не без труда вспомнил, что это телефон его последней подруги, и уже тогда — стёр его из памяти окончательно.

***

В тот вечер он впервые за долгое время пропустил закат. Календарь в стране сменили на зимний, часы на телефоне перевелись автоматически, а он и не обратил внимания. Лёг подремать днём, поставил будильник на пять, а когда проснулся было уже темно. Но изменять привычке не стал и все равно отправился гулять, только прихватил на этот раз с собой плоскую фляжку с коньяком, чтобы согреться, если замёрзнет.

Ставшие ежедневными прогулки в парке давно выродились в то, что он часами просто неподвижно сидел на скамейке у пруда, глядя на спокойную поверхность водного зеркала. Лишь когда налетал лёгкий ветерок и морщил рябью посверкивающую на солнце гладь, он вздрагивал и ёжился, словно очнувшись от дремоты, да изредка, когда всплёскивала рыба, округлившиеся глаза его распахивались, и расслабленно раскинутые гибкие пальцы напрягались, готовясь вцепиться в юркую добычу. Погода ему годилась любая, вот только перестало нравиться Крису безоблачное чистое небо. Какая-то неуютность и опасность чудились ему в этом безграничном и голом, словно ободранном до голубой изнанки пространстве, где не найти ни камешка, ни кустика, за которым можно было притаиться, спрятаться от врага. В такие дни он даже жалел птиц, мечущихся в прозрачной вышине в безнадёжных поисках укрытия. Изменилась и походка. Теперь он не вышагивал, как прежде, твёрдой поступью уверенного и знающего себе цену состоявшегося мужчины, а плавно скользил, перетекал, элегантно подбирая щупальца и грациозно огибая препятствия.

У пруда, на скамейке, которую Крис давно облюбовал и на которую днём претендентов почти что не находилось, сидела женщина. В неярком освещении мутно-жёлтых фонарей разглядеть её лица в деталях Крис не мог, но навскидку ему показалось, что ей лет тридцать и что она довольно миловидная брюнетка. Он вежливо поинтересовался, не против ли она, если он присядет? Девица молча пожала плечами так, что её жест можно было истолковать по-разному, и Крис выбрал вариант, что мол, пожалуйста, если уж вам так хочется. Какое-то время оба сидели молча и почти не шевелясь. Маслянисто-чёрная поверхность пруда, казалось совершенно неподвижной, но стоило Луне, медленно выползающей из-за деревьев, окружавших пруд, набросить на неё светлую дорожку, как стала заметна лёгкая рябь и лишь тогда, словно вызванный ею, в ещё не до конца облетевших кронах зашелестел ветер.

— Прохладно, — нарушил затянувшееся молчание Крис. Женщина не отвечала. Крис полез во внутренний карман куртки и достал флягу. Шансы, что она брезгливо отвернётся, были по мнению Криса девять к одному, что позовёт полицейского — практически нулевые. И он рискнул: — Хотите коньяка?

Он не ошибся. Женщина молча протянула руку, и у Криса появился повод придвинуться ближе. Чтобы принять у неё фляжку и глотнуть самому, он переместился ещё немного и смог практически прижаться к соседке. Она не отодвинулась и не возмутилась, но заметно напряглась. Последующие глотки коньяка и выкуренная на двоих сигарета (его сигарета) сгладили напряжение, и вот уже Света (как выяснилось) заливисто смеялась рискованным остротам Криса и даже шутливо шлёпнула его по руке, но не сгоняя её со своего бедра, а лишь реагируя на показавшейся ей чересчур уж фривольным анекдот. Крис уже прикидывал, готова ли его квартира к приёму новой гостьи, как ему, одурманенному запахом самки, коньяком и близким теплом женского тела, внезапно захотелось укусить её, что он не задумываясь и сделал, слегка защипнув зубами нежную кожу у основания шеи, где та стекала к впадине скрытой под блузкой ключицы. Девица завизжала, вырвалась из не слишком тесных объятий Криса и с воплями помчалась в сторону освещённой аллеи, где прогуливались редкие пары, на изрезанных скамейках выпивали запоздалые компании и устраивались на ночь в ворохах тряпья усталые бомжи. Дело принимало неприятный оборот, и растерянный Крис, не ожидавший такого ни от себя, ни от дамы, понял, что нужно как можно быстрее скрыться, рванулся в сторону выхода, но было поздно. На крик стекались любопытные, и убежать незамеченным у Криса шансов уже не оставалось. Тогда он, подчиняясь какому-то новому для него инстинкту, нырнул в тень старого дуба, прижался к широкому шершавому стволу, растёкся по нему и затаился. Преследователи, тяжело дыша, остановились рядом. Один из них — совсем молодой худой с прямыми сальными волосами парень, размахивал короткой дубинкой, явно прихваченной с собой на прогулку для таких случаев. Он стоял ближе всех к притаившемуся Крису, и тот подумал, что мог бы легко обвить одним щупальцем этого прыщавого мальчишку и, притянув к себе, мгновенно перекусить мощным клювом тоненькую шейку. Но зачем? Убивать просто так, не для еды, не защищаясь — способны только люди.

— Где этот гад? Только что же был здесь!

— Куда подевался?

— Наверно, ко второму выходу рванул. Побежали, перехватим его там!

Крис был совершенно спокоен. Все три его сердца, мерно и плавно гнали кровь, дышать он старался тихо, но ровно, и с холодным безразличием, никак не проявляя себя, наблюдал за суетой вокруг. Он дождался, пока все, жаждущие крови неудачливого вампира, разочарованно разошлись, на тихих и едва освещённых аллеях остались лишь беспокойно спящие бомжи, и лишь тогда отклеился от ствола, и уже не прячась добрался домой.

***

Сон набросился сразу, словно прятался за углом и только дожидался момента, когда Крис закроет глаза. В нём вновь нежно переливалась и мерцала манящая и загадочная бездна. И, хотя висел Крис в этой плотной и уютной среде ни на что не опираясь, и понятия верха и низа для него в этот момент не существовали, он откуда-то знал, что там поверхность — палящее солнце и непригодная для жизни среда, а там — там дно, там жизнь, там еда, там самки. И снова к нему пришёл тот же гигантский осьминог. Как и в первый раз, он долго, молча, медленно свивая и развивая щупальца, рассматривал оцепеневшего Криса. Крис во сне осознавал, что это сон, что он спит, но при этом почему-то был уверен, что осьминог реален, и что в этот момент происходит что-то важное, что решается его, Криса, судьба.

— Пора, — прозвучало в его мозгу, и Крис понял, что исходят эти не слова даже, а смыслы, напрямую попадающие в его сознание, от ночного гостя. — Ты готов.

Осьминог, раздув мантию, начал разворачиваться, потом притормозил:

— И закрой за собой дверь, — после чего, взмахнув разом всеми щупальцами, стремительно уменьшаясь, исчез в глубине.

***

Проснулся Крис засветло и в прекрасном настроении. Он давно уже не интересовался временем и руководствовался исключительно желаниями своего тела: появилось чувство голода — добывал еду, усталости — спал, опасности — прятался. Сейчас ему было просто хорошо и он не задумывался о причинах этого, но когда после завтрака зачем-то вышел в прихожу, то все понял. Все встало на свои места.

В зеркале не отражался ни он, ни вешалка с куртками и зонтом, ни угол входной двери. Там была лишь темно-синяя, переливающаяся, светлеющая вверху, куда ещё доходили солнечные лучи, и иссиня-чёрная у нижнего края рамы вода. Поверхность зеркала больше не была гладкой и отражающей внешний мир, а казалась волнистой податливой и живой. Она манила и приглашала.

На какое-то мгновение он засомневался, стоит ли уходить, ведь и тут, снаружи та же жизнь, что и в глубине. Так же можно неприметно существовать, скрываться в укромных местах, приспосабливаться, мимикрировать, менять окраску, незаметно убивать и съедать выбранную тобой жертву. Так же, как и на дне, выживать, спариваться, прятаться от тех, кто сильнее тебя. Крис понял, почему исчез предыдущий владелец зеркала. Он не рискнул, не ушёл, не послушал зов, он где-то здесь рядом. Он сделал свой, впрочем мало чем отличающийся от другого выбор. Но это — его выбор, а он, Крис — сделает свой. Он шагнул через разделяющую миры зеркальную границу, и гостеприимные воды безбрежного океана объяли его. Он пришёл, он вернулся в дом, откуда отправился в путь миллионы лет назад. Крис собрался уже устремиться вниз, к мерцающему сквозь черноту водной толщи редкими цветными вспышками дну, но вспомнив наставление ночного гостя, не глядя резко ударил щупальцем изнутри по покрытой амальгамой поверхности, отгораживающей его океан от навсегда покинутого им мелкого мира, и, не оборачиваясь на звон рассыпавшегося на бесчисленные осколки зеркала, погрузился в поджидающую его бездну.

Все рассказы Владимира Резника в «Этажах»

Владимир Резник. Родился в Сибири, жил на Западной Украине, потом в Ленинграде, в 1994 году выехал в США. Сейчас живет в Нью-Йорке. Дипломант журнала «Этажи» по прозе за 2020 год.