Стихи из цикла «Алая линия»
***
За мосты, не сведенные утром,
Отраженья ведут корабли,
И грядущее кажется утлым
Горизонтом гранитной земли.
Так похожи прибрежные дали
И разлуки кильватерный след;
Этот джаз перескажешь едва ли,
А назад пароходика нет.
Это — выстрел такой, это имя,
Вечный сон о заречной стране.
А поэты остались живыми —
Просто ждут на другой стороне.
Это звезд золотые обиды,
Для влюбленных — небесный озноб,
От фабричных руин Атлантиды,
Кинематографических проб,
До высот, где темно и непросто.
Вот единственный прок правоты:
Приходить на Васильевский остров
Где бессмертие, ветер и ты.
***
Оплата — на выходе. Выхода нет.
Над входом горит невещественный свет.
На входе гирлянды и ангельский хор,
И всё валентинно, и не перебор.
Мы будем бессмертны, мы будем вдвоём
Под медленным снегом, под синим дождем.
И лёд на Неве, и печали, и сны,
Правы, как всегда. Как всегда, до весны.
***
От моих дождей балтийских
До снегов твоей зимы —
Пол-России, сны и вписки
Серебрённой светом тьмы,
Холода и полустанки,
Терминалы и поля,
Незаполненные бланки,
Часовые тополя,
Дрожь пространства над Невою,
Облака за Иртышём,
Инь да ян береговое,
Двух эпох бессонный шов,
Сада Летнего ограда,
Запрокинутый повой,
Возвращение — награда:
Дар невосполнимый твой.
***
Поезда молчат о главном:
Избавления нет.
Отражают волны плавно
Вертикальный свет.
О свободе, сне и смерти —
Проза сентября.
На гранитном постаменте
Вздыблена заря.
Отстучат посланье рельсы
Почве и звезде.
Холод изнутри — не целься,
Ты попал везде.
В спальне, в поезде, в изводе,
Где она ни спит,
Пассакалия уходит:
В память и в зенит.
А любовь всегда такая,
Прячется во тьму.
Так порой и привыкаешь
К сердцу своему.
***
Ты выходишь к Неве у канала,
Где темна и свободна вода.
Все пройдет, только этого мало,
Как уже говорили, когда
Этот город был тощим и гулким,
Погружаясь в советскую тьму,
И прозрачные наши прогулки
Не мерещились здесь никому.
Все пройдет, да не все, и не с нами.
Поминая былую листву,
Этот свет раскрывается снами,
И мы видим их здесь наяву.
За каналом, над ложкою чайной
В пестрой бездне плывут огоньки,
И встречает тепло неслучайно
Обольстительный холод руки.
Неводами свиваются тени
На прибрежном его рубеже,
И лучи золотят отраженья,
И ничто не уходит уже.
***
Бессмертие — только слово,
Едва длиннее, чем смерть,
Но нет иного улова,
И нечего больше сметь.
Слетают листья в смятеньи,
Когда судьба высока;
На алом и желтом тенью
Текут ее облака.
Любовь глядит близоруко,
Мерцает солнечный звук,
И жизнь прозрачнее звука,
И нет посмертных разлук.
***
Возвращенье — больше, чем повод,
Золотая дань ноябрю,
Меж мiров невидимый провод;
Связь темна, но я говорю.
Горизонт завален и горек —
Ведь его снимала не ты.
Омертвелый каменный дворик
Устилают солнца листы.
Сердце бьется, сердце не ново,
Берега уже сведены.
Мы с тобой увидимся снова:
Выше звезд — печали и сны.
***
Твой голос — это окно,
В котором дышит звезда,
И купол теплится сном,
И в небе дремлет вода.
И стол стоит на своем,
И шкаф распахнут во тьму.
Свобода — твой окоем,
И нет предела ему.
***
Эти смутные линии
В декабре поутру,
Небеса темно-синие
На крапленом ветру,
Снежный свет многоточием
Задувает в кулак,
Все нетвердо воочию,
И сиянье, и мрак.
Ночь прощается медленно,
Еле движется ряд,
В пробке жители бледные
В телефоны глядят.
В теплом слипшемся инее
Спят на елке огни.
Год уходит. А линии —
Не об этом они.
Герман Титов. Родился в г. Сумы в самом конце советской эпохи. Окончил архитектурный факультет Харьковского инженерно-строительного института. В 90-х выпускал самиздатовские сборники стихов. Автор книг стихов «Цветная Тень», «Сны и Дали», «Янтарная Почта», «Умиротворенье» (Харьков). Публиковался в периодических изданиях, различных сборниках и антологиях. В конце 2016 года в «Библиотеке «Особняка»» (Москва) вышла книга новых стихов «Петербургский дневник», в марте 2018-го в издательстве «Сибирский тракт» издан лирический сборник «Алая линия», готовятся к печати поэма «Четырнадцатый год». С августа 2014-го живёт в Санкт-Петербурге.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи